Сергей Викторович Артемьев
родился: 1969
советский и российский боксер, выступал за сборную во второй половине 1980-х годов. Победитель и призер чемпионатов СССР. В 1989–1993 годах выступал на профессиональном ринге, где провел 21 бой (18 побед, два поражения, одна ничья). Женат вторым браком. От первого — сын Петр 1992 года рождения
История эта хорошо известна — в частности, потому, что профессиональный боксер Сергей Артемьев выступал в титульном бою, как потом выяснилось, без медицинской страховки и деньги на операцию и реабилитацию ему собирали всем миром, в чем приняли участие многие американские и российские знаменитости. Спустя некоторое время в знак уважения и признания заслуг перед профессиональным боксом Сергей Артемьев был признан почетным чемпионом мира по версиям WBC, IBF, WBA в весовой категории до 61 кг. Пояс чемпиона ему вручал Джо Фрэзер. В настоящее время гражданин США Сергей Артемьев постоянно живет в Нью-Джерси и получает пенсию от американского правительства как человек, получивший увечье на работе.
Вы часто говорили, что ваш брат Александр был для вас образцом во всем.
Я копировал брата полностью, отец погиб, когда мне было десять лет. Саша мне был как папа. Но он гораздо талантливее меня. Он же боксер от природы, мне же все давалось потом и кровью. Когда брат боксировал что с кубинцами, что с американцами, он постоянно их ронял, и никто не мог понять почему. На меня посмотришь — видно грудные мышцы, а он плоский, как доска. А бил так, что не вставали. Умел он так туловище довернуть, что получается такой пушечный удар. Я меня так не получалось никогда. Я не очень талантливый боксер.
И тем не менее уже в 15 лет вы стали мастером спорта…
Это было в Москве, первенство СССР среди школ-интернатов спортивного профиля. И по-моему, второй бой. Я зашел в ринг, объявляют участников: сегодня день рождения у Сергея Артемьева. Весь зал захлопал, заорал, встал. Приятно было. Я выиграл тот бой, потом еще, первое место занял. Я был самый молодой мастер спорта в Питере, а может быть, даже и в СССР, я уже не помню.
Вы стали мастером спорта в совсем юном возрасте. Не возникало эмоциональной усталости от спорта? Мне один боксер, который в юности многого добился, рассказывал: «Я к двадцати годам этот бокс уже не мог видеть».
Не успел я до этого дожить.
Как складывалась ваша любительская карьера?
Три международных турнира выиграл «по мужикам», два из них класса А, за что получил звание «Мастер спорта международного класса». В юниорской сборной Союза не очень получилось. Я 1969 года рождения, а там были ребята на год, на два старше, в юниорах это большая разница. Когда ты «в мужики» перешел, там уже разницы нет — на год, на два, на пять лет тебя старше или младше. А в юниорах это большое имеет значение.
Вы были кандидатом на участие в чемпионате мира 1989 года в Москве, где впервые за долгое время мы обыграли кубинцев. Почему не поехали?
Не знаю. Готов я был хорошо. На матчевой встрече США — СССР в том же году в Атлантик-Сити я победил Шейна Мосли, будущего чемпиона мира в профи и лучшего боксера в рейтинге Pound for Pound (то есть лучший боксер мира вне зависимости от весовой категории). За год до этого на чемпионате страны был вторым, проиграв Михаку Казаряну. В принципе, у меня были хорошие шансы, я проходил. Но, по совести, на чемпионат мира должен был брат ехать, а вместо него взяли Хаматова…
…который в Москве стал чемпионом мира. Почему все-таки поехал Хаматов на чемпионат мира, а не вы или не Александр Артемьев? Мне рассказывал Геннадий Юрьевич Машьянов, что главный тренер сборной Константин Копцев клятвенно обещал ему, что на чемпионат едет Александр Артемьев, но все изменилось в последний момент.
Подробностей я не знаю. Я помню, мы сидим, объявляют состав. В весовой категории 57 кг — Айрат Хаматов. Я напрягся, но, думаю, ладно, помолчу. Потом еще поговорили. Руководство: есть вопросы? Я руку поднимаю. Брат меня хватает за эту руку, я в ответ по руке ему. Представился: Сергей Артемьев, сборная СССР, три года уже. И говорю: я хочу, чтобы в нашей сборной было как можно больше наград. И я со всеми категориями согласен, кроме одной: 57 кг. И не потому, что Александр Артемьев мой брат, а потому, что я считаю, что Александр Артемьев принесет сборной СССР золотую медаль. Это был уже второй раз, когда Сашу прокатили. Перед Олимпиадой в 1988 году ему сказали: ты, если хочешь на Олимпиаду попасть, можешь только в категории 54 или 60 кг боксировать, в 57 точно будет другой человек. Я, кстати, в категории 57 кг был вторым номером при подготовке к тем Олимпийским играм, все сборы прошел. Саша гонял до 54 — кожа на пятке лопнула от обезвоживания. И, несмотря на это, он сильнее всех был на Олимпиаде. Если б не этот бой с болгарином Христовым… Саше в четвертьфинале дали победу 3:2. После боя пауза была полчаса, победителя не могли объявить. В те годы главой Европейской ассоциации любительского бокса был болгарин Эмиль Жечев. Тогда на Олимпиаде раз в день судьи, которые сидят в жюри главной судейской коллегии, могли дать два голоса при расхождении судейских записок. Ну вот, два голоса и дали… В итоге 4:3, и дальше пошел Христов. Как сейчас помню, Кирилл Набутов вел тогда репортаж, у меня даже записано это было на видеомагнитофон: «Подождите секундочку, здесь же понятно, что победу одержал наш Александр Артемьев. Что же они медлят? Ну ладно, дорогие телезрители, не будем переживать, мы знаем, что победил Александр Артемьев. Сейчас объявят, но я не могу понять, почему же так долго?» Так Набутов полчаса паузу и заполнял. А потом объявляют: победил Александр Христов. В общем, после московского чемпионата мира Геннадий Машьянов решил, что в любительском боксе с его жульничеством ловить нам нечего. Мы поехали в лагерь в Химках, где готовились первые советские профессионалы. Главный тренер сборной Константин Копцев говорил: «Александр, пожалуйста, может идти куда хочет, а Сергея мы никуда не отпускаем. Ему еще надо стать чемпионом мира, Олимпийских игр…» После того как я свой первый профессиональный бой провел в Москве, это было в декабре, в цирке на Манежной площади, ко мне Копцев подошел после боя и сказал: «Это лучший бой в программе, но ты сделал ошибку, надо было тебе все-таки в любителях оставаться, стать чемпионом мира и уже потом подписывать контракт на более выгодных условиях. Но ты сделал свой выбор, желаю тебе стать чемпионом мира в профессионалах». А на брата не рассчитывали. Сказали: всё. И 3 февраля мы с нашим тренером Геннадием Машьяновым уехали в Америку. Три с половиной года я боксировал…
Сергей со своим тренером Геннадием Машьяновым (второй слева)
Я знаю, что незадолго до вашего боя ваш тренер уехал…
Да, он говорил, что только жену с ребенком заберет и вернется. Я ему говорил: «Геннадий Юрьевич, если вы уедете, вы же не вернетесь». Он: «Нет-нет, через месяц, через два буду». Я: «Если вы уедете, то уже не приедете, я точно знаю. Вы мне и Саше нужны». Американские тренеры, в общем, слабенькие были. А он: «Тебе я вообще не нужен, ты уже чемпион мира практически готовый. С Сашей нужно поработать, да, но он тоже может стать чемпионом мира». У меня была обида, что он вот так просто уехал. Я же у него с 10 лет тренировался. Это мой первый тренер. Геннадий Юрьевич Машьянов стал известен благодаря моему брату Александру Артемьеву. Это его первый ученик, который так выстрелил. А потом, соответственно, к Машьянову приходили хорошие боксеры, у него уже имя есть…
На бой вы вышли без медицинской страховки, из-за чего вам на операцию деньги собирали всем миром. Как это вообще было возможно?
Меня застраховал промоутер. На три года. Все эти три года всё оплачивалось: лечение травм, рассечений. Пошел четвертый год, он меня не застраховал и не сказал, что у меня нет страховки. У тех, кто входит в десятку рейтинга в своей категории, страховое возмещение — от 500 тысяч до миллиона долларов. А я тогда уже четвертым номером был по Америке и по всем мировым профессиональным федерациям в десятку входил.
Кто-то понес ответственность за то, что это случилось?
Никто. Деньги на операцию — это сто тысяч — собрали люди. Эта история известна, об этом много писали. Юрий Арбачаков прислал из Японии чек на 10 000 долларов. Мохаммед Али выписал чек на 50 тысяч. Я как-то перечитывал письма, что мне пришли, там больше 170 писем. Многие с чеками были. Один мальчик, 10 лет ему было, прислал чек на пять долларов. И письмо. Видно, что кто-то из родителей помогал, потому что мысли-то взрослые, а почерк детский. Что-то вроде: «Я твой фанат, мне 10 лет, мне нравятся твои бои, жаль, что у тебя случилось такое несчастье, я хочу тебе помочь. Вот тебе пять долларов». А один человек прислал мне чек — 25 долларов 37 центов. Такое не забыть. Американцы оказались очень отзывчивыми людьми. Из русских, кто жил в Америке, практически никто не помог.
Тот бой должен был состояться тремя месяцами ранее, должен был быть 10 января. Но за несколько дней до боя случилась автоавария — мне въехали в бок, у меня даже переднее левое колесо лопнуло. Из той машины три парня вышли, плюнули мне в лицо. Одного я сбил, другой вроде бежать бросился, как потом рассказывали, подошли охранники из магазина, потом полиция, меня скрутили, и чем-то тяжелым по руке левой попало — фаланги двух пальцев повредили. Травма оказалась такой, что бой перенесли. Я долго думал потом обо всей этой истории. Сам себе говорил: не надо было драться, вызвал бы полицию. Выиграл бы бой, скоро бы стал чемпионом мира, богатым человеком. Был бы здоров. Но каждый раз, когда я ложусь в своем доме спать, я бы вспоминал, что мне плюнули в лицо, а я утерся. Я бы сгноил свой дом и свои эти деньги в банках. Сгноил бы себя самого…
Операцию мне делали три хирурга. Двое, как потом рассказывали, вообще не давали мне никаких шансов, третий считал, что я на всю жизнь останусь парализованным. Но они справились. Тот самый третий хирург-оптимист говорил, что я был второй звездой в его практике — после певицы Глории Эстефан. Доктор этот, его фамилия Пфайффер, говорил: жизнь Сергею спасли Бог, мы, врачи, и его ребенок. Мы, дескать, знаем, что Сергей был при родах и всем хвастался, что его сын первым увидел его. Доктор сказал, что, когда я был между жизнью и смертью, 12 дней в искусственной коме, ребенок перетянул меня на свою сторону.
Вы религиозный человек?
Да. Мне рассказывали, что, пока я был в коме, приходил католический священник, молитву прочитал — я не разговаривал. Потом приехал священник Русской зарубежной православной церкви Илларион, сейчас он уже митрополит. Узнал, что у одного из его прихожан случилось несчастье. Приехал навестить, все как полагается. Помолился, окропил, и на следующий день я стал разговаривать. Ну как разговаривать: «да», «нет», «хочу», «не хочу» — шепотом такие слова говорил. Потом Петина мама принесла Петю. Он родился 31 декабря, за три месяца до боя. Жена сказала: вот это твой сын, Петя, ты должен ради него жить. И дала мне его ручку.
Как проходила реабилитация?
Ну как, учили меня ходить, разговаривать, ложку держать. Кстати, ложку я стал брать в левую руку. И, когда спросили окружающих, почему в левую, cказали: «Сережа левша, просто его в боксе переучили». Я не помню, когда начал сам обслуживать себя, когда себе зубы стал чистить. В памяти вот что отложилось. Я ору из ванной, Лену зову, она приходит: «Что случилось?» Я говорю: «Лена, что это?» И на шрам на голове показываю. Она говорит: «Сережа, это у тебя царапина, вот поэтому тебе и бой перенесли, когда она заживет, тогда и будешь боксировать». Я же сначала говорил все время: «Буду боксировать, я буду боксировать…» Брату это как-то надоело, он сказал в сердцах: «Серый, да никогда этого не будет». Я спрашиваю Лену: «А почему Саша говорит, что я никогда не буду боксировать?» Та: «Ну что ты, брата своего не знаешь? Шутит он так, прикалывается. Будешь, будешь ты боксировать, конечно».
В бокс как тренер пытались вернуться?
Было. И хвалили меня, говорили, что очень хорошо получается у меня как у тренера. Мало кто из спортсменов, достигших высокого уровня, хорошо работает как тренер. То есть если спортсмен достиг каких-то высот, чему-то здорово научился, то потом он это, как правило, передать другому не может. Я немножко работал с Иваном Кирпой. Это в 2007 году было. Я показал ему где-то пять комбинаций, которые сам бил. Ему понравились две из них. Он их отрабатывал. И в одном из боев Кирпа во втором раунде на одной из этих моих комбинаций закончил бой. И еще похвастаюсь. Благодаря мне Иван с Шейном Мозли спарринговался. Я в зале, ко мне подошел Шейн Мозли, в плечо ткнул: «Ты же Артемьев?» «Да», — говорю. «Забыл, как тебя зовут». Я говорю: «Сергей». Он говорит: «О, клево, ты в 89-м у меня выиграл». В плечо ткнул и отошел. Ко мне подходит менеджер Вани Кирпы, спрашивает: «Ты что, у него и вправду выиграл?» Ну, в общем, слово за слово договорились, чтобы Мозли и Кирпа поспарринговались. Какой Мозли талантище! Помню, первый раунд он идет на Кирпу, пропускает удары, но вперед идет, пропускает удары, но идет. Второй раунд — только бьет навстречу. Ловит, встречает, но не добавляет. Третий раунд работает строго вторым номером: защитился, ушел, ответил. Каждый раунд — это другой соперник. За четыре раунда трижды менял тактику.
Если бы ваш сын Петя стал профессиональным боксером, вы бы возражали?
Да нет. Решил — значит, решил. Я ведь сам прекрасно помню, как хоккеистом не стал. Я же в хоккей хорошо играл. А мне тренер сказал: «Ты маленький, а в хоккей играют большие, как я». «Ну я же вырасту», — говорю. «Вырастешь, но большим не будешь». И смеется. А разве Буре высокий? Да во всем мире невысокие ребята в хоккей играют. Люди себя ищут. А если их вот так будут отфутболивать… Так что хоккей в моем лице лишился звезды. Шучу. Может, и вся жизнь по-другому бы сложилась. Но я не сетую, что стал боксом заниматься, не жалею.
После того что случилось с вами, еще несколько боксеров-профессионалов погибли и стали инвалидами. Вы никогда не думали о том, что бокс, во всяком случае профессиональный, стоило бы запретить?
Никогда такого не будет. Во-первых, это древнейшая спортивная дисциплина, как и бег, метание копья, борьба… Во-вторых, слишком большие суммы в обороте. Это же сотни миллионов, а может, уже и миллиарды. Нет, это невозможно. То, что со мной случилось, — это же не от бокса. Специалисты отсматривали мой бой много раз. Мне говорили, что не было ни одного решающего удара, от которого могло бы произойти кровоизлияние в мозг.
А отчего же тогда это произошло?
Я этого не помню, но мне рассказывали, что за несколько дней до боя я сильно простыл, спать не мог. Трое суток до боя не спал. Говорят, что извелся весь, спрашивал снотворное, но мне говорили: «Ты с ума сошел? Ты же на ринге квелый будешь».
Это могло быть как-то связано со сгонкой веса?
А я никогда не гонял вес. Я сколько весил, во столько боксировал. Это брат всегда гонял.
Я знаю, что вы писали книгу о своей жизни. Какова ее судьба?
Все как-то заглохло… Когда мы только приехали в Америку, мне один из наших тренеров сказал: «Ты самый ответственный из всех, и знаю, ты выполнишь мою просьбу: с первого дня приезда вести дневник». Любительские тренировки и профессиональные тренировки — это же разное. Я записывал, все фиксировал: разница в тренировках, в настрое, в атмосфере… Что-то осталось, что-то утеряно. Сколько лет прошло. Не один раз собирался что-то писать на их основе. Даже с Дастином Хоффманом встречался: он думал, взяв за основу мою историю, спродюсировать кино. Но я уехал в Питер, переговоры заглохли, в общем, ничем это не кончилось. Моя бывшая жена, Петина мама, еще в прошлом веке купила мне плеер, я что-то на него надиктовывал. Кассеты с записями лежат. В компьютере информации много. В общем, собрать книгу можно было бы.
Александр Артемьев с Дмитрием Биволом (крайний слева) и Сергеем Кузьминым (крайний справа)
Было время
4 ноября 2017 года петербургский тяжеловес Дмитрий Бивол защитил титул регулярного чемпиона по версии WBA. Через три недели бой за чемпионство по версии WBA Intercontinental в супертяжелом весе проводил его земляк Сергей Кузьмин (поединок завершился технической ничьей в третьем раунде). Столь значимых боев петербургские боксеры не проводили очень давно — с тех пор, как Николай Валуев защитил титул чемпиона мира в бою с Эвандером Холифилдом. О том, как зарождался и развивался профессиональный бокс в Петербурге и к чему в итоге пришел, вспоминает журналист и ринг-анонсер Кирилл Набутов. Его слова комментируют непосредственные участники тех событий Важа Микаэлян, Николай Ловелиус, Дмитрий Кириллов и Максим Нестеренко.
Если мне память не изменяет, то первый вечер профессионального бокса у нас в городе был проведен осенью 1991 года. Проходил он в Кронштадте, в зале Дома офицеров. Организатором (тогда слово «промоутер» было еще не в ходу) выступил уроженец Кронштадта Игорь Шафер.
«Нам очень помогал Валерий Власов, прекрасный кронштадтский тренер по боксу, — вспоминает бессменный президент Федерации профессионального бокса Санкт-Петербурга, основанной в 1992 году, Важа Микаэлян. — Валерий Александрович в советское время работал в районном спорткомитете, потом был директором кронштадтской ДЮСШ. Позднее стал муниципальным депутатом и главой местного самоуправления. Его слово в Кронштадте много значило, многие вопросы решал».
Подробностей программы, откровенно говоря, в памяти не сохранилось, точно запомнил, что одним из судей был Николай Владимирович Ловелиус:
«Я не очень хорошо помню программу того вечера и подробности событий вокруг него до и после, зато прекрасно помню, что судейство профессиональных боев здорово мне аукнулось. Меня и моего близкого товарища, замечательного в прошлом ленинградского боксера, четырехкратного чемпиона СССР Геннадия Ивановича Какошкина, тоже судившего профессионалов, надолго отстранили от судейства любительских соревнований. Это притом что и он, и я уже были судьями международной категории: он — ЕАБА, я — АИБА. Я был наряду с еще одним моим коллегой одним из двух лучших судей боксерского турнира Олимпиады-80. Не хочу хвастаться, но это действительно так. И при этом мне не дают судить первенство города! Мотивировали это тем, что судившие профессионалов уже не имеют права судить любителей. Я помню, мы сидим с Какошкиным на трибуне, смотрим бои, и я говорю ему: «Гена, обрати внимание, мы здесь с тобою самые квалифицированные зрители». Эта дикость продолжалась несколько лет, пока глава попечительского совета Федерации бокса России, генерал армии, директор Федеральной службы охраны (простите, что так долго перечисляю должности и звания, просто чтоб был понятен весь драматический абсурд ситуации) Евгений Алексеевич Муров лично не приехал в Петербург и сам не решил этот вопрос. Тогда, воспользовавшись общей неразберихой и правовым вакуумом, в том числе и в спорте, многие пытались обделывать свои сомнительные дела. Жаль, что в руководстве петербургского бокса такое тоже было».
Надо сказать, что Питер несколько отстал от Москвы, где первые профессиональные бои прошли еще в августе 1989 года. Тогда же я принимал участие в полемической программе на Центральном телевидении о профессиональном спорте вообще. Подробностей помню немного: вели программу Анна Дмитриева и Сергей Ческидов, самые в тот момент яркие фигуры в спортивном ТВ СССР. Среди тех, кого в ней обсуждали, был Андрей Орешкин — неплохой тяжеловес, призер Союза, один из первых отечественных профессионалов.
«Первый профессиональный бой прошел в Москве 20 августа, а накануне мы со Станиславом Степашкиным сдали экзамены перед комиссией IBF и стали первыми отечественными арбитрами по профессиональному боксу, чьи полномочия были официально подтверждены международной организацией, — говорит Важа Микаэлян.
В 1989-м в СССР образуется первая Всесоюзная ассоциация профессионального бокса (ВАБ). В 1990-м создается Федерация профессионального бокса (ФПБ). ВАБ и ФПБ начинают проводить бои. Я был ринг-анонсером на соревнованиях, которые проводились этими организациями: в Питере, Москве, еще кое-где, даже до Ташкента доезжали, а в Петербурге мы с коллегами обеспечивали и пресс-покрытие: в первом отечественном мужском тележурнале «Адамово яблоко», который мы делали, шли сюжеты про бокс, в том числе и профессиональный, занимались мы и трансляцией боев.
Никаких понятий о телеправах тогда не было, и понятно, что никаких прав на показ мы у организаторов не покупали. Вообще, трудно было представить, чтобы ТВ платило промоутерам. В те годы телевидение было главнее. Оно предоставляло эфир для спонсоров, которым говорили: вот название вашей компании на ринге, на угловых подушках, на покрышке ринга.
Все было в новинку, двигались вперед методом проб и ошибок, как всегда это бывает в начале большого дела. Помню, буквально накануне боев звонит Шафер: спонсоры появились, надо срочно рисовать ринг и подушки, а некому! Надо так надо — к завтрашнему дню. Привезли покрышку к нам на телевидение, разложили ее в коридоре на полу и всю ночь ползали с трафаретами, наносили на ринг логотип спонсора. А потом кто-то прошел по свеженарисованному пьяными ботинками… В панике в последний момент все переделывали, не зная: а вдруг у ребят липнуть боксерки станут, если краска не успеет высохнуть?
Бои проводились в казино «Конти», в клубе «Голливудские ночи», в цирке на Фонтанке. Администратор цирка Арсений Немиров потом открыл боксерский бар «Тундра», где были очень интересные программы. Иногда боксировали и в «Юбилейном» — как на малой, так и на большой арене. Среди тех, на кого народ ходил и ходил с удовольствием: Роман Кармазин, Александр Зайцев, Иван Кирпа, Максим Нестеренко, Александр Ягупов, Дмитрий Кириллов, Николай Талалакин, Алексей Осокин — по-хорошему голодные ребята, которые в любителях по большому счету не раскрылись, а в профи оказались очень даже хороши. Ну и Николай Валуев, конечно.
Кронштадтец Сергей Степанов стал в 1990 году первым чемпионом СССР среди профессионалов, довольно скоро уехал в Америку, там неплохо себя проявил, но, говорят, из-за травмы плеча спорт вскоре оставил.
Очень хорошо показал себя Владислав Антонов, который после впечатляющей карьеры в любителях многого добился в европейском профессиональном. Мне кажется, очень хорошие перспективы были у братьев Артемьевых, но не случилось, к сожалению. Те, кто видел их бои (мне не довелось), говорят, что Сергей боксировал очень напористо, жестко, обладал прекрасным левым боковым. Александр Артемьев работал немного по-другому: больше на контратаках, центр тяжести на левой ноге, голова впереди, кажется, только выброси руку — и попадешь, но он выдергивал на себя — и очень жестко бил во встречной и ответной форме, такая типично динамовская манера, так боксировал и Роман Кармазин… Но печальную историю Сергея Артемьева вы знаете, а Александр после случившегося с братом из бокса ушел. Динамовская школа бокса, которую представляли Артемьевы, очень хорошо подходила для профессионального бокса.
«Мой тренер, олицетворение динамовской школы бокса Игорь Михайлович Лебедев создал настоящий конвейер по подготовке профессиональных боксеров, — говорит Дмитрий Кириллов. — Артемьевы, Игорь Андреев, Ягупов, Кармазин — все они очень много добились благодаря Игорю Михайловичу. Еще важно то, что в девяностые и начале нулевых в Петербурге организовывалось очень много боев, сюда приезжали тренироваться ребята со всей страны, это здорово помогало расти. И боксировать в огромном зале, например во дворце спорта «Юбилейный», который заполнен зрителями, это особенное ощущение».
«Боксировать в родных стенах, когда тебя поддерживает публика, забившая полностью зал, — с этим мало что сравнится. Это, конечно, морально, психологически очень поддерживало, — говорит Максим Нестеренко. — Помню, был бой в «Юбилейном» против англичанина Майкла Смита в мае 1996-го. Я довольно спокойно вел дело к победе, но пропустил сильный удар по печени. Сначала показалось, что все: бой проигран, но я нашел в себе силы, отстоял какое-то время, перевел дух и сам очень жестко попал, потом нанес около тридцати ударов подряд, пока соперник не упал. Перетерпел боль, переборол себя».
Профессиональный бокс в Петербурге довольно щедро поддерживали пивовары: в частности, «Балтика». Ее создатель и генеральный директор Таймураз Боллоев очень помогал. Большими поклонниками бокса были и генеральный директор «Степана Разина» Гия Гвичия и его заместитель по финансовой части Григорий Щербаковский.
«Тогда спонсоров было найти значительно легче, чем сейчас. Никаких субсидий от государства профессиональный бокс, понятно, получить не мог, но частные коммерческие компании были очень активны. Тогда можно было часть налогов списать, потратив какую-то часть на благотворительность, спорт, культуру. Компании, в их числе наши партнеры, этим активно пользовались: оптимизировали налоги да еще получали ощутимую рекламу как спонсоры боев, — говорит Важа Микаэлян, — когда эта норма действовать перестала, находить партнеров стало труднее».
Главным энтузиастом профессионального бокса в Питере был тогда, пожалуй, Игорь Шафер, который подтянул сюда испанских промоутеров — отца и сына Сориа. Вместе они основали промоутерскую компанию «Тундра». Благодаря им их связям многие наши ребята побоксировали в Европе, а сюда приезжали зарубежные бойцы. Что-то пытались делать здесь и французы — братья Акариас, но что-то не очень пошло у них.
Позднее стали и другие ребята бои делать: например, Олег Шалаев, который в бокс Валуева притащил и одно время был его менеджером. Нельзя не назвать и Владимира Кушнира, который недавно ушел из жизни, и Игоря Городецкого.
Я вдруг вспомнил историю с несостоявшимся боем Холифилда с нигерийцем Генри Акинванде в 1998 году. Тогда организаторы, среди которых был и Дон Кинг, не договорились с ТВ по правам и крепко попали с билетами — их практически не брали. Тогда промоутеры на голубом глазу за день до боя собрали пресс-конференцию и с прискорбием сообщили, что вечер бокса отменяется: у нигерийца неожиданно нашли гепатит, а одна из дам (в андеркарде был и женский бой) беременна на ранней стадии. Все, конечно, понимали, что эти объяснения — фуфло полное, но скушали: а что тут скажешь? Наши промоутеры учились у своих западных коллег всяким таким фокусам. Помню, как один раз уже все было на мази, программу собрали, мейн-ивентом стоял титульный бой — по не самой главной версии, но все же. Плюс к тому андеркард неплохой собрался. И тут иностранные партнеры звонят и говорят, что, увы, не приедут. Надо бы денежек прибавить. Как тут нашим быть? Так что учились и на своих шишках и синяках.
Довольно долго профессиональные бои в Петербурге были значимым событием — все-таки в Москве проходит довольно много всяких шоу, и профессиональный бокс на этом пестром фоне не был так заметен. «Только в 2003 году у нас было организовано 18 соревнований разного уровня. Петербург был столицей отечественного профессионального бокса, безо всякого преувеличения. Куда там было Москве, — вспоминает Важа Микаэлян. — С 26 сентября по 2 октября 1999 года в Москве прошел XXXVII конгресс WBC, самой влиятельной организации мирового профессионального бокса. Из 156 стран — членов Всемирного боксерского совета участвовало 145 стран, 380 человек. И тогда рейтинговая комиссия утвердила список 30 лучших боксеров мира. Из этих 30 — 13 были из России, из них десять (!) — петербуржцы. Воспроизвожу этот список полностью: Валуев, Шкаликов, Зайцев, Кармазин, Пестряев, Нестеренко, Криволапов, Антонов, Ягупов, Кириллов».
«Когда сначала Кармазин, а потом Кирпа в двухтысячных уехали в Америку, интерес в Петербурге к боксу подувял. Не на кого стало ходить по большому счету. Было несколько очень интересных боксеров, но их было не настолько много, чтобы составить полноценную программу на вечер бокса», — вспоминает Максим Нестеренко.
Потом в Москве в бокс пошли деньги, там стали подрастать боксеры. Стали подниматься «подольский клан» — и Хрюнов в Екатеринбурге начал организовывать бои, и Герман Титов. При такой конкуренции в Петербурге профессиональный бокс стал угасать. Сегодня профессионального бокса у нас нет. Как говорится, как хотите, так к этому и относитесь.
